Паутина [ Авт. сборник] - Джон Уиндем

Случившись однажды, такое может произойти и снова. После расцвета наступает упадок. Никто из нас не вечен. И если маленькое похожее на лемура существо могло возвыситься, то это не заказано и другим.

— Но не паукам же!

— А почему бы такое не могло случиться и с пауками? — с вызовом спросила она. — Сознание и развитый головной мозг отличает только наш господствующий вид. Все остальные творения обходятся без него. Но существуют силы иные, нежели разум. Снова напомню вам о термитах и пчелах, воздвигающих сложные конструкции и координирующие работу иерархических сообществ, не обладая разумом, а для защиты и нападения объединяющихся без руководства мозга. Кто знает, может быть появление сознания — это пусть интересная, но все же неудачная попытка природы, и даже необязательная. Сегодня оно господствует, а завтра исчезнет…

— И тогда в мире опять воцарятся инстинкты? — спросил я.

— Инстинкт — как легко это слово вводит в заблуждение. Буквально оно означает только «запечатленный» — перстом Божиим?

Это признание в собственном бессилии понять, в чем причина явления, простая констатация происходящего. И ничего ровным счетом не объясняет.

Совсем не трудно сказать, что пчела строит совершенно правильные шестигранные соты, повинуясь «инстинкту», или что паук плетет безукоризненную, с математической точки зрения, круговую паутину, тоже повинуясь «инстинкту», — но такие, утверждения вдребезги разбиваются нашими знаниями о наследовании приобретенных признаков.

Нет, тут есть что-то еще. Существует также и групповое восприятие: и то, что муравьиное войско знает, когда защищаться или нападать; что рабочая пчела знает как собственные обязанности, так и место в улье; даже что стая птиц знает, когда поворачивать и когда пикировать как единое целое. Это не проявление разума, а яркое свидетельство какого-то способа передачи информации.

Теперь вы понимаете, к чему я веду? По всей видимости, эти пауки обрели способ — вот в чем и состоит таинственный «плюс». Остается только выяснить, до какой степени они им овладели. Вполне возможно, что в степени превосходной по сравнению с другими видами… Те, кого мы встретили вчера на прогалине, выглядели на диво хорошо организованными.

— Послушайте, — сказал я, раздавив окурок, — мы пришли сюда работать, а не строить страшные домыслы. Не пора ли приступить к делу?

— Хорошо, приступим, — согласилась она, обнажая мачете.

Я сверился с компасом, и мы начали.

Вырубленная нами линия получалась извилистой, но зато расчистка шла немного легче. Когда мы натыкались на особенно густые заросли, то обходили их или по крайней мере находили менее непролазный участок и прорубались сквозь него. Таким же образом мы огибали островки деревьев и ощетинившиеся шипами кусты терновника, но при всем этом в целом придерживались избранного направления. Однако же продвигались мы медленно, а работа была очень утомительной. Не ускоряла дела и склонность Камиллы бросать работу, когда ее попутно привлекала что-нибудь из области ее профессиональных интересов. Продвинувшись за час только на полтораста ярдов, мы почувствовали, что пора подкрепиться, для чего расчистили место, где можно было поесть с относительными удобствами.

На этот раз Камилла уже не изъявляла желания делиться своими теориями. Она сидела и задумчиво жевала бутерброды, примеривая к фактам новые объяснения — так мне казалось. Когда мы устроились есть, я поразился полной тишине вокруг. Обычно в этих краях человека окружает многообразие звуков: птичий гомон, шелест, топоток и шуршание мелких зверушек, постоянное гудение насекомых, неясный фоновый шум, который пронизывают резкие крики, — но здесь тишину только иногда нарушало жужжание какого-нибудь случайно пролетевшего насекомого, да слышно было, как мы жуем. Через несколько минут это стало действовать угнетающе. И больше для того, чтобы нарушить молчание, чем из любопытства, я сказал:

— Этой истории должен прийти естественный конец. Когда они уничтожат всех животных до единого, то и сами вымрут.

— Пауки — каннибалы, — сказала Камилла.

— Пусть так, но, думаю, замкнутая система на основе каннибализма продержится недолго.

Может быть, но на некоторое время ее хватит, до тех пор, пока они — как я говорила уже — не научатся ловить рыбу. Тогда отпадет вопрос об источнике пищи и ничто уже не сможет их остановить.

— Но как, скажите на милость, они смогут научиться ловить рыбу?

Она пожала плечами.

— При совместной деятельности многое становится возможным. Общими усилиями они могут сплести прочную сеть. Скажем, начнут перегораживать ею узкий пролив, прикрепив сеть к камням. Во время прилива они могут поднимать ее и опускать, когда наступит отлив. Там запутаются креветки и мелкие рыбешки. Так, преуспев, пауки настроятся на большее. Станут охотиться на более крупных рыб и изобретут новые методы ловли.

— Вы говорите о них так, как если бы они были разумными существами.

— Это-то меня и тревожит. Вполне понятно, что мыслить, как мы — с помощью мозга и сознания, — они не могут. Но у них должно быть нечто сродни сознанию, о чем я уже говорила сегодня. Нечто, приведшее их к способу ловли насекомых с помощью паутины, а потом — сооружению сложных, выверенных с математической точки зрения ловчих сетей на земле, встречающихся у более высокоразвитых видов. Многим насекомым свойственно производить паутинный шелк. Но лишь пауки научились использовать его в качестве орудия, дающего пропитание. Ими двигал, конечно, не тот разум, который мы знаем, но некая управляющая сила должна быть.

Так было еще в пору индивидуализма. Теперь же они действуют совместно. Причем тут не просто механическое соединение усилий. Если бы каждый человек жил в одиночку — разве бы стали люди людьми?

И поэтому, если некая сила помогла паукам-индивидуалистам обрести средство ловли крылатых насекомых, она, вне сомнения, может привести группу совместно действующих пауков к созданию орудий для ловли рыбы, если в том возникнет необходимость. Меня тревожит — насколько могущественна эта сила и какие еще способности она может пробудить в них…

— Честно говоря, мне кажется, что вы сильно преувеличиваете значение того, что мы здесь видим. На мой взгляд, тут мутация, причем члены мутировавшей популяции получили неожиданно хорошие условия для развития и размножения. Исчерпав запасы пищи, они исчезнут. Известны, должно быть, сотни случаев в мировой истории, когда вид уничтожал сам себя, чрезмерно размножившись.

— Надеюсь, вы правы… — сказала она, однако без убежденности в голосе.